Когда-то давно я видела на fanfiction.net фанфик - драббл на тему того,как какой персонаж будет делать тосты) Я даже фэндом уже не помню. А по причине того, что мне нужно было срочно поднять настроение каким-нибудт бредом, я сделала токой же) По своим))) Я знаю, это бред) Но все равно) Здесь по Обществу мертвых поэтов, Хаусу и Дживсу и Вустеру.
Общество мервых поэтовНил Сунуть второпях в тотстер оба куска, один недожарить,дугой пережарить, запихнуть между ними ореховое масло, салат и помидор. Подумать. Намазать сверху джемом. Откусить. Оценить. Остальное доедать на бегу, окусывая большие куски , и пытаясь за 10 минут выучить недоученную латынь и роль в пьесе. Получить на латыни «отлично».
Тодд Поджарить оба кусочка хлеба на сковородке. До ровной золотистой корочки. Намазать джемом. Клубничным. Каждый кусочек отдельно. Переложить на тарелку. Медленно съесть, сидя на кровати и сочиняя стихи. Стихи потом выбрасываются и никому не показываются) Если Нил не отнимет) На следующем же занятиии выдать с ходу гениальное четверостишие, смотря в пол и стесняясь всех и вся.
Чарли Спалить оба куска хлеба к чертовой матери. Обжечься о них. Выкинуть. Пойти стащить один тост у Нокса. Намазать ореховым маслом, попробовать, поморщиться и все равно выкинуть. Предварительно уронив маслом вниз на учебник по тригонометрии. Пожать плечами и уйти списывать ее же у Нила.
Нокс Спалить первую партию, думая о Крис. Сделать вторую и отдать Чарли. Сделать третью, думая о Крис. Намазать любимым джемом Крис, при том, что он его не выносит. Давиться, но доесть. Позвонить Крис. Пригласить на тосты. Ответить на подкол Чарли по поводу Крис. Отдать ему последний тост и сесть писать бездарные любовные стихи. Для Крис)
Питтс и Микс Убрать со стола самодельное радио. Подумать о тостах. Передумать.Поставить радио на место и пропасть для мира еще на час.
Кэмерон(не та, которая Элисон, а тот, который Ричард)) Осмотреться. Все делают тосты. Взять хлеб. Обернуться на Нила. Сунуть в тостер. Обернуться на строго смотрящего директора. Заорать «а они делают тосты» и и спрятать тостер за спину. Выйти сухим из воды, так что бы всем досталось.
Мистер Китинг Показать всем, как делаются тосты. Сказать, что это все еруда и выкинуть оба. Сказать,что бы сделали сами свои, кто как видит. Получить нагоняй от Нолана за беспорядок и одобрительную усмешку МакАлистера за творческий подход.
ХаусХаус Посмотреть на упаковку хлеба для тостов. Посмотреть на соседний кабинет. Прийти к единственно верному решению и пойти воровать тосты Уилсона) Сказать ему, что они отвратительные, а он сам идиот. Трескать их за обе щеки. Остаться довольным собой.
Уилсон Заранее сделать в 2 раза больше тостов в расчете на Хауса. Спрятать на самом видном месте с подписью «частная собственность». Понаблюдать, как он их ест. Поставить руки на бедра и сказать, что Хаус придурок. Остаться довольным собой.
Кадди Купить диетический хлеб и диетический джем. Собраться делать тосты. Услышать скандал в холле. Пойти искать Хауса. Найти с тостами Уилсона. Пообещать отдать ему свои,если он пойдет работать.
Форман Не опустится до тостов)
Чейз Попытаться стащить у Хауса тосты Уилсона. Получить по рукам. Обидиться. Уити к Кэмерон. Кэмерон сделает ему тостов.
Кэмерон Делать тосты для Чейза, думая о Хаусе. Намазать его люимым ореховым маслом. Вздохуть картинно – так, что бы Чейзу эти тосты в горло не полезли.
Дживс и ВустерВустер «Дживс!!! Вы не сделаете тостов!» Впутаться в историю еще до того, как они будут готовы.
Дживс Вздохнуть, закатить глаза и поставить тосты. Избавить Вустера от очередной молодой особы. Нопоить мартини и накормить тостами. Довольно улыбнуться.
Отберите траву у сценаристов House MD....я серьезно. Хорошо. Уилсон/Эмбер - ясно, понятно, перевариваемо, хоть и не очень) Но Хаус/Эмбер - это, простите, перебор. То ли опять глюк Хауса, как раньше (а то что-то в этом сезоне у него глюков не было)). Интересно, они правда убьют Стерву? Вообще логично бы...конец сезона. Круто. Из-за работы и денег (Воглер) они ссорились, из-за полиции-нарушения закона (Триттер) - тоже. Осталось их поссорить из-за женщины. Много пишут о том, что с сериалом стало что-то не то. Не то. Форман измельчал. Замена утят мне не нравится (при всей моей безмерной любви к Катнеру)) Хью Лори по-прежнему великолепен. Только текст ему пишут...уже не тот. Этот сезон даже не разобрать на цитаты, как прошлые! Хотя пассаж про лавандовую рубашку мне очень нраится) От сериала стало отчетливо попахивать мылом) И пациенты у него уже не такие интересные...хотя, пока у Хауса не устaканилась новая команда, сезон был ничего. Потом перебрали.
Негоже сценарии по фанфикам писать, негоже.
Upd не нравится мне промо к 16 серии. вот вообще(((
Мост в Терабитию, начитанный Леонардом. Вместе с текстом на этот раз. Книга грустная и светлая. И не ждите хэппи -энда в прямом смысле слова "хэппи-энд"))
Название:Зима Автор: Eisa Автор перевода стихов: Eisa, бета перевода Dayel Использованы стихи Эмили Бронте и Альфреда Теннисона Пейринг: нет. Рейтинг: G Ворнинг: Смерть основного персонажа. Ну извините, канон((( Дисклаймер: кино принадлежит Питеру Уиру, сценарий сценаристам, а академии Уэлтон никогда не было) Меня понесло...это не тот фик, который в работе) это меня понесло)
- Закрой окно…, - тихий голос Нокса за спиной.
Тодд не пошевелился.Тодд не пошевелился. Холодный зимний ветер давно сделал лицо красным и высушил соленые дорожки на щеках. Нил говорил, зима – это начало. Природа стирает все ненужные черновики до белого листа и можно начинать писать все заново. Как хочется, любыми словами. Любыми образами, нотами, голосами, краскми. До следующей зимы. Тодд тогда его спросил: - Что же, каждый год начинать все заново? - Зачем? Можно просто прожить тысячи маленьких жизней! А потом сложить из них одну – что бы ни о чем не жалеть,никогда. - Ты поэтому так хочешь стать актером? Что бы прожить тысячу маленьких жизней? Нил рассмеялся , выхватил у него из рук учебник по тригонометрии, бросил на стол и утащил его на улицу, смотреть на снегопад.
- Тодд, закрой окно…простынешь. Тодд вытер рукавом нос и вцепился в оконную раму замерзающими пальцами.
Нил потряс его за плечо. В их комнатке было хоть глаз коли ночами. Безумно хотелось спать. - Ну чего, Нил? - Ты только послушай…слышишь? Тодд прислушался. Ничего. Совсем ничего. Тихо, только снег за окном падает и Нил возиться в поисках фонарика. - Я ничего не слышу. - Тихо ты! Слушай…да не слушай ты меня, слушай! Тихо-тихо падал снег. Каждая отдельная снежинка шепчется с другими и с тихим «шурх» ложиться на землю, не переставая болтать о чем-то. - Что они говорят?, - Тодд повернулся к так и не включившему фонарик Нилу и посмотрел на его темный профиль. И скорее почувствовал, чем увидел, как тот улыбнулся. - Carpe diem. Тодд запустил в него подушкой и рассмеялся. Снег растаял на следующее утро.
- Тодд… Тодд скинул с плеча руку Чарли, не поворачиваясь. Ветер надул на подоконник снега и пальцы на раме посинели. The night is darkening round me, The wild winds coldly blow ; But a tyrant spell has bound me, And I cannot, cannot go.
The giant trees are bending Their bare boughs weighed with snow ; The storm is fast descending, And yet I cannot go.
Clouds beyond clouds above me, Wastes beyond wastes below ; But nothing drear can move me : I will not, cannot go.
Вокруг меня все черней темнота холодные ветры сбивают с пути заклятье не пустит меня никуда и нет у меня сил идти
Гнутся от ветра гигантские ветви Кричат, замерзая в холодном снегу И буря меня пожалеет едва ли но все ж я уйти не могу.
Тучи над миром и под ногами, Пустоши вкруг меня на беду… Но с места меня не сдвинуть богами, И я не смогу – не уйду.
- Господи, Нил, повеселее ничего найти не мог?, - Чарли неуютно поежился, кутаясь в куртку и прижимаясь боком к Ноксу, - тут зубодробительный холод и так, а ты еще стихи такие притащил… - Какие – такие? – пожал плечами Пэрри и посветил в лицо другу фонариком. По пещере разнесся одобрительный смешок. - Такие…безнадежные!, - Чарли покосился на так же прижавшегося к нему Нокса и вытащил из-под бока саксофон, - Как Китинг с компанией выживали здесь зимой, а? - Не знаю, - Нил улыбнулся и загробным голосом породекламировал – и не было у них сил уйти! Тодд, сидевший все это время, прижавшись для тепла спиной к спине Микса, вскинул на Нила глаза и улыбнулся. Ему даже вспомнилось стихотворение Байрона про лето и реку Афтон. Оно было теплое и о любви. Ноксу бы точно понравилось, он бы его потом Крис мог читать. Но промолчал. Голос замерз в горле и, больно зарапаясь, хотел вырваться, но выходило у него плохо. Голос Нила, похоже, родился на северном полюсе и холода не боялся. Чарли читал уже что-то свое. А Тодд прикрыл глаза и придвинулся к севшему на место Нилу. Так было еще теплее. Чарли подвывал и строил рожи. Беовульф недоделанный…из всего его выступления они с Пэрри вдвоем признали удачными только световые эффекты с фонариком. Только Нил признал это вслух, а Тодд молча с ним согласился.
Чарли молча покачал головой, оттолкнул его и закрыл окно сам. - Этим Нила не вернешь…, - тихо,снова положив руку ему на плечо, - пойдем. Нолан на нас всех собак спустит, если мы не явимся на английский...
- Откройте страницу 76 прочитайте то, что там написано, мистер Андерсон! Тодд открыл книгу и молча уставился на строки. Теннисон. О боже. Китинг ждал секунд 30, потом побежал куда-то на другой конец класса и открыл книгу перед Нилом. - Читайте, мистер Пэрри, читайте!
Ask me no more: thy fate and mine are seal'd: I strove against the stream and all in vain: Let the great river take me to the main: No more, dear love, for at a touch I yield; Ask me no more.
Не спрашивай меня: печатью скреплены твоя судьба с моей Напрасно против волн пытаясь раньше плыть, Я отдаюсь на волю вод – и так тому и быть; И больше ничего – касонием руки твоей Я жив. Не спрашивай меня…
- Спасибо, мистер Пэрри. Кто скажет, о чем это стихотворение? - О любви? - выкрикнул сзади Чарли. - Нет, мистер Далтон! О любви можно говорить! Это стихотвоение о… - О Любви, - тихо сказал Тодд, не глядя ни на кого и гладя пальцами страницу, - о той, которую нельзя описать словами. Можно только…почувствовать. Китинг на секунду остановился и посмотрел внимательно на рыжую голову в первом ряду. - И это тоже не забывайте, мистер Андерсон, - улыбнулся и перелистнул страницу, - мистер Микс, читайте дальше. Микс, смотревший с чуть приоткрытым ртом на Тодда, нервным движением поправил очки и дрожащим голосом начал читать дальше.
Ветер продолжал настоийчиво биться в закрытое окно. Ветер плакал. Кричал и плакал. Тодд, точно, наверняка знал. Боролся. Ввязался в битву, которую уже давно проиграл. Дурень.
- Так и будешь молчать?, - Нил повернулся на кровати лицом к нему и закутался в одеяло. - А?, - Тодд сонно приоткрыл глаза и уставился в темноту. - На собраниях Общества. Так и будешь молчать? - Ты же сказал, что можно. - Можно. Но тебе же хочется рассказать. - Мне много чего хочется. - Например? - Нил, отстань. Я спать хочу. Нил рассмеялся в подушку и отвенрнулся к стенке. - И я тоже много чего хочу.
- Тодд, пошли.- Чарли взял его за локоть и потащил в аудиторию. И он пошел. Он не знал, что делать дальше. Он тоже ввязался в заранее проигранную битву, генерал которой погиб раньше, чем рядовые. - Войдите! - Мистер Нолан. Я хотел забрать кое-какие личные вещи. Мне зайти после урока? - Нет, мистер Китинг. Забирайте сейчас. Продолжайте читать, мистер Кэмерон. Китинг взял что-то и направился к выходу. Господи, до чего же глупо ввязываться в заранее проигранную битву. До чего же глупо… - Мистер Китинг, вы не виноваты, я…!, - Тодд вскочил с места, роняя книгу – что бы тут же быть остановленным Ноланом. - Я знаю, Тодд, знаю… - Уйдите, мистер Китинг! - Но… - Уйдите! Заранее проиграння битва. Заранее проигранная. Каждый солдат живет мгновением, спасая мир и себя каждую секунду. Carpe diem. Солдаты без генерала либо становятся воинами и защищают своего короля, либо умирают. Умирать Тодд не хотел. - О, Капитан, мой Капитан!, - неожиданно громким голосом. Китинг обернулся и удивленно посмотрел на стоящего на своей парте Андерсона. Нолан, кажется, приказывал ему сесть. Тодд плохо слышал. Он видел мир с другой стороны. Видил глаза Капитана и головы остальных ребят. Видел, как через пару секунд, Чарли, улыбнувшись, встал тоже. И Питтс. И остальные. Почти все. - Спасибо, мальчики, спасибо…
Потом были разбирательства и звонки родителям. Чарли второй раз досталась порка. Но все это было уже не важно. За окном падали снежинки. Тихо-тихо. И голосом Нила шептали carpe diem.
The sun has set, and the long grass now Waves dreamily in the evening wind; And the wild bird has flown from that old gray stone In some warm nook a couch to find.
In all the lonely landscape round I see no light and hear no sound, Except the wind that far away Come sighing o'er the healthy sea.
Emily Jane Brontë
Сонце уплыло за горизонт, трава Волнуется с вечерним ветром И дикая птица вспархнула с древних серых камней Улетела искать где-то теплый ночлег
И во всем одиноком пейзаже вокруг Не слышу ни звука, не вижу отблеска света И только ветер далеко-далеко Поет над полноводным морем
we have no right to be wrong, do we? we've seen millions of mistakes, that others do we've seen people stumbling over nothing and yet....every time we do smth wrong we keep on saying: hey, it's nothing, everyone can screw up! we are all damn ready to forgive ourselves but we're hardly to forgive anyone else. And still we do expect them to forgive us.
а мне написали фик по Обществу мертвых поэтов ))) трогательный.
Название: автор не придумал) а я бы назвала "Тепло" Автор:Dayel Пейринг: а нет его. Есть Нил и Тодд без "/" между ними)) Рейтинг: PG Дисклаймер: кино принадлежит Питеру Уиру, сценарий сценаристам, а академии Уэлтон никокда не было)
к Мертвым Поэтам))Темно. За окном шумят листья. Их не видно, конечно, но они разноцветные: золотые, темно-красные, зеленые. На дорожки падают и шуршат потом под ногами больше золотые. И еще сухие, тускло-серого цвета осени. Осени, с которой начался его Велтон. Иной раз, в моменты хладнокровия (мысленно он зовет эти моменты «просветлением» и неизменно усмехается) он понимает, что здесь красиво. Английская осень за городом вообще очень красива, хоть это время и дождей, и туманов, и долгих сумеречных рассветов. Он даже осознает, что для кого-то оказаться на его нынешнем месте – мечта всей жизни! Еще бы – отличная частная школа с многолетними традициями, в перспективе – университет, степень врача, достойная и всеми уважаемая работа… и, что немаловажно, отлично оплачиваемая. Жена, дети, дом. А пока – учеба, спорт, отличные товарищи, уроки с мистером Китингом… в конце концов, их Общество, которому пусть и всего неделя от роду!.. И которое просуществует месяц или год, может, года три, если очень повезет и ребятам не наскучит эта его затея и ночные запрещенные побеги из общежития. А потом они все разъедутся по университетам, начнут воплощать в жизнь то, о чем с детства твердили родители, потеряют друг друга из виду или станут встречаться раз в десять лет, чтобы с бокалом коньяка и сигарами отдуваться за дубовым столом после сытного обеда и с вежливыми смешками вспоминать – вот, дескать, какими же глупыми юнцами были мы! Ты помнишь, Нокс, друг мой? Читали какие-то пыльные стишки в грязной пещере! Да еще таскали туда ворованное на кухне печенье, зачерствевшее от старости!.. Помню, Чарльз, помню, и твою первую любовь помню… как мы посмеивались тогда над тобою, не правда ли, Питтс? Нашел себе чуть ли не деревенскую девчонку, куклу с крашеными волосами в красной кофте! Да, да, ох уж эта молодость… так что вы думаете о моей последней речи в Палате Лордов? О, прекрасная, не напрасно в Велтоне изучают высокое искусство риторики!.. Непременно отправлю туда своего сына через год, там заложены были основы нашей жизненной позиции! Там его сделают настоящим человеком! Да будет вам известно, друзья мои, этот глупый мальчишка каждый божий день твердит мне, будто хочет стать художником и малевать бумагу! Ха! И это когда я уже вижу его своим преемником в Парламенте!.. Семнадцатилетний парень так отчетливо услышал в воображаемой сценке этот голос, голос уверенного в своей абсолютной правоте человека, что по спине пробежал холод. Он резко выдохнул, переворачиваясь на живот под одеялом и утыкаясь лицом в подушку. Подушка пахла после недавней стирки тем специфическим запахом, который он называл для себя «запахом Велтона». Не то чтобы неприятный, но преследует везде и ни на секунду не дает забыть… об этом… «Традиции», «Лояльность», «Достоинство»… А ведь все так и будет. Хотя он не мог даже сказать, чей же это был голос, который прочил сыну карьеру политика. Просто показалось, что – почти его собственный… А может, Чарли. Кажется, его семья хочет, чтобы он слушал в Оксфорде курс политики. В окно ударил порыв ветра, и стекло зазвенело. Устоит… такие устои. Парень поежился и поднял голову, уставившись в мутную темень. Даже на окне решетки… сделанные, конечно же, только для безопасности живущих в комнате студентов! Он опять перевернулся на спину; сна не было ни в одном глазу. И свет не включишь, соседа-тихоню будить не хочется… Ветер чуть притих, и за скрипом веток вдруг послышался короткий звук. Нейл замер – он был хоть и не робкого десятка, но по общежитию ходило множество историй о… разных существах, которые бродили по ночам вокруг старого здания. Истории, по большей части, предназначались, конечно, для детей… Парень вздрогнул - звук повторился. Похожий на сдавленный… всхлип? Опять налетел взбесившийся ветер, снова проверяя на прочность окно крохотной комнатки и прогнав остатки сна. Что за ночь… но кто там, снаружи, может быть?!. Ветка какая-нибудь, должно быть… или в щели камешек или щепка, мало ли… глупо этого бояться, полнейшая чушь, ерунда… Только когда звук раздался в третий раз, до Нейла дошло, что источник его вовсе не снаружи, а внутри комнаты. Уже не парализованный детским страхом, он терпеливо дождался очередного затишья, напрягая слух. А-а, вот оно… скрипнул матрац, чуть заметно прошуршала ткань неподалеку – если не слушать специально, ни за что не уловить. Не-ет, не спит сегодня тихоня Андерсон, меня не проведешь, приятель!.. Он полежал неподвижно еще немного, размышляя, стоит ли давать знать Тодду, что его услышали, или оставить как есть. Мало ли, отчего может иной раз всхлипывать мужчина. А уж скрытность его соседа по общежитию сделала бы честь английскому шпиону в нацистской Германии! Тогда стоит просто повернуться к стене и заснуть, и пускай тот сам с собой справляется, как и положено сильному человеку… и как Андерсон всегда и справляется. Снаружи постепенно становилось все тише. Парень на соседней кровати тоже притих, и Нейл рискнул открыть глаза, присматриваясь к темноте. Тодд занимал, наверное, меньше половины постели, свернувшись так, что был больше похож на клубок, чем на спящего человека… и этого клубка прямо волнами расходилось напряжение. Ох, до чего не хочется вылезать из-под одеяла… и как же чертовски холоден пол в здешних комнатах! Ступни чуть слышно шлепнули; Андерсон замер, точно зверек, почуявший опасность. Пара шагов – и Нейл наклонился к соседу по комнате, осторожно дотронулся до плеча: - Эй, Тодд… ты чего? Перестань притворяться, ты не спишь, я же знаю. Плечо под его пальцами аж сводит от напряжения; Андерсон пытается изобразить сонный голос: - Кто это? Ты, Нейл? Что… что случилось? Глаза у него открываются сразу и широко. На улице немного разошлись облака, и в свете тонкого месяца младший Перри отлично видит влажный блеск глаз и две чуть заметные дорожки на одной щеке. И почему-то вдруг убеждается, что правильно сделал, не оставшись в своей постели. - Подвинься. – Не дожидаясь ответа или движения, он садится на край матраца. Ноги замерзают почти сразу, хорошо еще, у них теплые пижамы… Тодд, моментально выдавая себя, шмыгает носом и по-детски быстро проводит кулаком по глазам; приподнимается, делясь местом: - У меня ничего. – «То есть, может, и случилось, но не настолько!..» - А с тобой что? - Я, я в порядке, все н-нормально… - Самый тихий парень их курса отводит взгляд, пытаясь сесть прямее, но Нейл не очень-то умеет ходить вокруг да около. К тому же, поспать хоть сколько-то еще нужно, завтра гребля и, что гораздо хуже, тригонометрия и латынь. - Ладно тебе, Тодд! – Закатив глаза, он легонько пихает Андерсона, и тот падает обратно на подушку, уставившись наконец на соученика: - Ты не спишь уже которую ночь, я слышал, как ты плачешь… - Что?? Я не… - Да не волнуйся, я не скажу никому. – Успокаивающе похлопав его по руке и мимолетом удивившись, что она ледяная. – Не веришь? Зря, разве я когда-нибудь врал тебе? Эй…? - Нет… - И уже более уверенно. - Нет. - Вот. Слушай, я не знаю, что у тебя там произошло, но плакать ночами – это явно не выход. – Вот, точно! Только произнеся эту фразу, Нейл наконец понял, что хотел ему сказать, вылезая из-под уютного одеяла: - Я не хочу выпытывать твои секреты, но если ты мне скажешь, я смогу помочь! Ну, то есть, я очень постараюсь. Знаешь, не всегда со всем справляются в одиночку, честное слово. Для Тодда эта мысль, видимо, новая. По крайней мере, глаза у него расширяются и пару раз моргают. Промозглый воздух забирается под пижаму, и его сосед по комнате заметно вздрагивает, дожидаясь реакции (нет, Тодд вовсе не был тугодумом, он просто обдумывал каждый вопрос и каждый поступок со всех сторон, а это, как ни крути, требует времени). - Нейл… ты замерз, простудишься..! – Он говорит на грани шепота, быстро подтягиваясь чуть вверх и освобождая часть пространства: - Забирайся, спрячь ноги под одеяло… Это все еще не ответ, и вдохновитель «Общества мертвых поэтов» ждет – правда, сделав, как было сказано. Одеяло не столь уж широко, и пальцы ног чувствуют, что ступни у Андерсона тоже ледяные; хотя тот отдергивает их почти сразу, притягивая колени к груди… - Мне холодно. Вот это уже совсем шепот. Тодд всегда говорит тихо, но сейчас – особенно. К счастью, ни один посторонний звук не мешает слышать… - Мне здесь все время холодно, Нейл, ты… ты обещаешь, что никому не скажешь?.. От всего холод: от стен, от пола, потолка, лестниц, от простыней и досок, от тетрадей и ручек, даже от батареи!.. Ничего не помогает… Когда я бегаю, или гребу, или играю в футбол… или читаю стихотворения, не так заметно, но потом… потом ведь все равно!.. - А от деревьев? От деревьев тоже холод? Тодд вскидывает глаза, с подозрением всматривается в облокотившегося на стенку Перри – не смеется ли? Но вопрос задан совершенно серьезно. И убедившись в этом, он чуть улыбается, и морщинка между бровей разглаживается. - Нет, возле них хорошо. Только не будешь же целыми днями гулять по лесу, правда? Хорошо если ненадолго выйдешь… - Тебе не нравится здесь. Не нравится учиться. Так ведь? – Это почти не вопрос. О, как же знакомо это чувство Нейлу… и каким же эгоистом он был! Все переживал о своей несчастной жизни, а о товарище, с которым круглые сутки рядом, даже не побеспокоился, ничего не заметил! А ему, может, еще тяжелее! Тодд с гораздо большим трудом переживал неудачи, недовольство преподавателей, подшучивания – не умел отшутиться в ответ и забивался в свою раковину только глубже… - Я не знаю. Нейл, я правда не знаю. – Сорванный голос, словно вот-вот опять всхлипнет задавленно. – Мои родители, они так старались, чтобы я сюда поступил, и я поступил, хоть и было очень трудно… мама плакала, когда пришло письмо о зачислении, она плакала и обнимала меня, говорила, что это самое главное, а уж теперь я обязательно закончу академию и поступлю в университет, и у меня все будет замечательно, и что я молодец… А потом приготовила праздничный обед, и они позвали родственников, все меня поздравляли… А папа вечером, когда все разошлись, налил мне немного бренди, и у нас был серьезный разговор… об ответственности, о том, что я должен не уронить честь семьи и добиться успеха… - А он говорил, кем… то есть, как ты должен добиваться успеха? – Губы у Нейла пересохли, и он кусал их, сам не замечая. - Конечно. – В ответе прозвучало легкое недоумение. – Я хорош в математике, и должен это использовать. В Кембридже прекрасная кафедра экономики, и мне надо стремиться попасть туда. – Тодд опустил голову ниже – и вдруг вскинул ее… и по сравнению с этой заученной фразой следующая прозвучала почти жалобно: - А мне холодно. Я хочу, чтобы отец гордился мной… но я не знаю, как выдержу здесь пять лет, Нейл, понимаешь, не знаю!.. Прошло немногим больше месяца, еще даже зима не наступила, а мне… мне уже так холодно… Не обещай, если не сможешь выполнить. Не обещай, если не уверен или не знаешь, о чем идет речь. А если обещал – выполняй. Так говорил отец. Тодд съежился, обхватывая руками колени и дрожа от холода; может, уже жалел, что отпустил себя, рассказал… что доверился. Чем он, Нейл, может помочь, если сам точно в такой же ситуации?! Пусть и не мерзнет, как его тихий сосед… Он сильнее закусил нижнюю губу, глядя на расчерченную серебром голую стену… и решительно соскочил с кровати. Тодд мгновенно вскинулся, почти испуганно следя за ним: - Ты куда?!. - Никуда, ты чего, приятель? – Пусть и чуть принужденно, но Нейл засмеялся, сгребая свое одеяло и подушку и приплясывая на голом полу. – Не думаешь же ты, что я собрался к директору в третьем часу – разбудить и рассказать, как мерзнет некий студент Андерсон, гнусно подрывая этим великие традиции академии?.. – Болтая, он раскинул второе одеяло над тоддовским, отпихнул чужую подушку и бросил рядом свою: - Давай, двигайся к стене, нам надо будет встать минут за пять до того, как в дверь начнет колотить Чарли, чтобы успеть заправить кровати и не пропустить завтрак. А времени осталось всего ничего! Под его напором ошарашенный Андерсон машинально подвинулся... и вздрогнул, когда на кровати стало в два раза теснее, а Нейл без лишних церемоний замотал их обоих в одеяла и прижал товарища к себе. И нарочито застучал зубами, когда нашел где-то рядом со своими ступнями чужую пару ног: - Бр-р, твои ноги напоминают ледышки, ты знаешь об этом? Не пытался это использовать – ну, например, хранить рядом с ними мороженое летом? Еще секунда… другая… знакомый тихий смешок. И напряженный человек возле него наконец обмяк. Сразу стало удобнее… и почти сразу – теплее. Конечно же, от Тодда тоже шло тепло, просто, видимо, для него одного оно было недостаточным. Нейл глубоко вздохнул, улыбаясь в темноту: - Спи, завтра проклятая богом тригонометрия… она требует больше выносливости, чем соревнования по гребле с итонской командой. – Тепло все-таки делало свое дело – он зевнул и закрыл глаза: - Весной соревнования будут, мне тренер сказал… если захотим, можно будет участвовать, мы оба с тобой на хорошем счету, как ни странно. - Идет, - кивнул Андерсон, притискиваясь плотнее и натягивая край одеяла чуть ли не на уши. – Я тебе помогу с тригонометрией, если захочешь. Там ведь все просто на самом деле… - Угу… только сейчас давай спать уже. – Еще один зевок… которым, кажется, он мгновенно заразил Тодда. – Спокойной ночи. - Спокойной ночи, Нейл. – И совсем тихо добавил: - Спасибо… Нейл Перри очень хотел ответить «не за что» и еще как-нибудь пошутить, чтобы Тодд успокоился окончательно, но сон уже утягивал его, накидывая уютное черное покрывало. Тонкорогий месяц любопытно разглядывал землю сквозь разрывы в тучах; в комнате студенческого общежития академии Велтон слышалось ровное дыхание двоих ребят. Сейчас им обоим уже не было холодно.
The short history of a prince ( by Jane Hamilton, narrator - Robert Sean Leonard) часть 1
The short history of a prince ( by Jane Hamilton, narrator - Robert Sean Leonard) часть 2
А еще я пребываю в культурном шоке после посмотра "Общества мертвых поэтов". Потрясающе. Кто-нибудь из тех, кто меня читают, смотрел? Куча наград и все такое. Робин Уильямс в роли преподавателя поэзии, 20-и летний Роберт Шон Леонард с жутко трогательной детской угловатостью. Не менее трогательный Итан Хоук. Я полазила по отзывам-форумам после просмотра. Форумский народ пришел к нескольким выводам:
эмоции1. Правильно Нил застрелился. А что ему еще оставалось? Спорный ворос. Очень спорный. Обсуждать самоубийство Нила Пэрри - это все равно, что обсуждать самоубийство Катерины из "Грозы". Всегда есть 2 абсолютно противоположных мнения. 2. Китинг - гений Не спорю. Преподаватель от бога, или как там говорится... Но вместе с тем, он виноват в смерти Нила не меньше его отца. 3. Тодд/Нил - канон Мой слэшерский винтик не сработал. Даже когда Тодд бился в истерике после известия о самоубийстве Нила. Может у Итона Хоука не слэшный вид? Вот это было кино про дружбу. Извините)
А вообще...фильм тронул до слез.
Сцена абсолютно детской радости Нила, когда ему дали роль. Я такого восторга в глазах - в кино - не видела никогда. И такой бурной жестикуляции и мимики у Леонарда. И как Тодд за ним носился по комнате, когда тот у него листик со стихами выхватил)
Тодд на фоне зимнего пейзажа. "Как...прекрасно". И падает на колени. И плачет так, будто в жизни ничего не осталось. Его пытаются удержать, а он вырывается и бежит, бежит по белому снегу и кричит. Нил умер.
И Китинг, который плачет над сборником стихов с неверной цитатой из Г. Д. Торо.:
"Я ушел в лес потому, что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни... Я не хотел жить подделками вместо жизни - она слишком драгоценна для этого,...Я не хотел, прийдя к концу, понять, что никогда не жил"
Над тем самым сборником, который он подарил Нилу.
Правильный фильм. О выборе. О том, как быть самим собой. О том, как не потярять самого главного. О том, что нужно смотреть на мир так, как не смотрит никто. Нужно...Carpe diem.
С удивлением обнаружила, что нарыть в интернете аудиокникги практически нереально. Особенно нужные. С тех пор, как умерли все ослы и иже с ними - мучаюсь( Из того, что искала, нашла только торрент на "Мост в Терабитию", начитанный Леонардом (не скажу с какой скоростью качается, потому что *цензура*) и через ссылки ссылок - "Маленькую историю принца", начитанную им же. Особенно порадовало содержание последней книги)))
Отсюда 2 вопроса:
1. Есть ли у кого-нибудь его "Великий Гэтсби" и Фицжеральд вообще (там вроде еще short stories)? 2. Есть ли у кого-нибудь в любом варианте, пригодным для чтения, эта самая "История принца"?
Как-то мы с Dayel'ом услышали кусочек записи его аудиокниги Роберта Леонарда послушать ...ну и Дайел написал первую часть. Я сказала, что здесь чего-то не хватает, и написала вторую.
Название:Вино из одуванчиков Автор:Dayel & Eisa Жанр: RPS Пейринг: Лори\Леонард Рейтинг: PG Дисклаймер: они оба сами свои, а "Вино из одуванчиков" - Бредберри. И он тоже сам свой) Комментарии: у англоговорящих фикрайтеров такие фики называются established relationship) то есть "постоянныйе отношения", то есть ребята давно вместе) а это один вечер из жизни с точки зрения каждого из них. Ворнинг: использован текст бредберревского"вина изт одуванчиков" - в приличном количестве.
Сейчас, когда прошло столько времени, он не помнил точно, как это случилось впервые. Сейчас, когда прошло столько времени, он не помнил точно, как это случилось впервые. И для себя – про себя – принимал за точку отсчета повесть, которую любил лет с шестнадцать. Это было жизненно, достаточно правдиво и очень… да, очень романтично. «…В то утро, проходя по лужайке, Дуглас наткнулся на паутину. Невидимая нить коснулась его лба и неслышно лопнула. И от этого пустячного случая он насторожился: день будет не такой, как все. Не такой еще и потому, что бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть, - так объяснял Дугласу и его десятилетнему брату Тому отец, когда вез их в машине за город. А в другие дни, говорил еще отец, можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные - на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу. Вот, например, сегодня - пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе - ни облачка. Того и гляди, кто-то неведомый захохочет в лесу, но пока там тишина...»
- Dammit!.. Роберт Леонард, которого весьма громкий хлопок входной двери отвлек от попыток утрясти свое довольно плотное расписание на будущую неделю, обернулся ко входу в комнату и снял очки: - Что случилось, Хью..? Англичанин передернул плечами, резким движением бросая куртку на спинку дивана: - Ничего нового, если можно так выразиться, - я всегда знал, что ничего не могу сделать по-человечески, не говоря уже о том, чтобы записать эту чертову музыку хотя бы с пятого раза! Впрочем, выучить несколько медицинских терминов и произнести их на камеру не заикаясь и не сбиваясь я тоже не могу!.. Роберт украдкой взглянул на часы: так и есть, Лори вернулся из студии звукозаписи позже, чем рассчитывал… а неделю назад, на площадке, метался из павильона в павильон в буквальном смысле слова, и обе сцены были именно «медицинскими». И ни к одной он не успел толком подготовиться. Несколько километров запоротой кинопленки. А теперь, по-видимому, - еще и аудиопленки, или на чем там сейчас телевизионщики музыку записывают… - Тебе предложить выпить или лучше не надо? Вознаграждением за попытку иронии был сверкающий праведным негодованием взгляд: - Ради Бога, Роберт! Сейчас твои шутки абсолютно неуместны, если не сказать больше. Стивен всю жизнь мне твердил, что я зарываю таланты в землю, видел бы он меня пару часов назад! Коты в марте и то меньше фальшивят!.. Черт… эти ребята приехали в студию из Глазго только из-за меня, и мы умудрились ничего не сделать за шесть часов!.. - Шесть чесов?! – Леонард прикрыл крышку ноутбука, решив пока не выключать его, и повернулся к мечущемуся по комнате Хью, оперевшись локтями о спинку стула: – надеюсь, ты не сорвал себе голос. - Чтобы что-то сорвать, надо это что-то иметь! А в пятницу!.. Мне надо были повеситься после пятнадцатого дубля, ни один из которых не был достаточно качественно сделан, чтобы пойти в монтаж. Тогда у всех было бы меньше проблем... и у тебя, кстати, тоже! - По-моему, я не говорил, что у меня какие-то проблемы… - Ты просто слишком вежлив, Ромео… зря я поверил тебе вчера, когда ты час уверял меня, что это случайность и неудачный день… - И отсутствие Джеффа. – Их главный оператор действительно болел уже неделю, а ни у одного из его группы больше не было такого чувства света, тени и того, как подать их на ведущего актера. - Это самообман. Я не хочу врать сам себе. – Хью остановился, оглянулся по сторонам и взъерошил себе волосы: - Извини. Да, я знаю, что в данный момент еще и на тебя срываюсь… причем второй вечер подряд, хотя ты точно ни при чем. – Взгляд мельком. - Мне жаль, правда. Не стоило тебе здесь оставаться, я уж точно способен разве что испортить тебе настроение. Или жизнь, если называть вещи своими именами. Ладно… я пошел, пока не наговорил тебе чего-нибудь, о чем потом пожалею. Искренне советую ближайшие несколько часов находиться подальше от меня – исключительно ради твоего же душевного спокойствия. Сделав этот логический вывод, Лори передернул плечами и быстрым шагом ушел в спальню, хлопнув дверью второй раз за пять минут. Его кареглазый собеседник проследил за ним - и еле заметно улыбнулся.
- Спишь? - А похоже? - Не очень, если честно. Не возражаешь, я порепетирую? У меня первая запись послезавтра, а сдать все целиком надо через неделю. - Делай, что хочешь. Роберт улыбнулся сам себе еще раз, выключил верхний свет, зажег оранжевую настольную лампу и занял кресло в углу просторной спальни (квартирка, которую снимал Лори в Лондоне – после развода , состояла всего из трех комнат, причем спальня, на его взгляд, была самой уютной) и открыл книгу в потрепанной обложке. Возможно, идея и была дурацкой, но, во-первых, попробовать стоило, а во-вторых… Он рассудил чисто практически: вряд ли бы кто-то платил деньги за его аудиокниги, если бы они были неприятными на слух. Так и не удосужившийся раздеться Хью лежал на неразобранной кровати лицом к стене. Весь такой бездарный, безголосый и вообще источник большей части мировых проблем. - « - …А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке. Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет... Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...» Как было справедливо замечено сотни тысяч раз – эта повесть действительно была квинтэссенцией лета. Лета, тепла и детства. Даже не счастья, а… может, чего-то более важного. Роберт Леонард забыл, насколько ее любит, пока ему не пришло это предложение насчет аудиокниги. - «- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник! Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит... - Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть... В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул. Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.» Минуту назад – он мог бы поклясться – англичанин начал прислушиваться. А только что – чуть повернул голову. И открыл глаза. - «Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга. Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего? Вот оно, все тут, все как есть! Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир. И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет. Я ЖИВОЙ, подумал он. Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность? Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг. - Ты что, Дуг? - спросил Том. Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный. Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор. Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…» Ведущий актер House, M.D. лежал на спине, забросив руки за голову, и смотрел в потолок, на котором отсвечивал огромный полукруг от лампы. Квартиру он снял на удивительно тихой улице, и в спальне не было слышно никаких звуков – кроме негромкого спокойного голоса и шелеста страниц время от времени. Роберт остановился на пару секунд – восстановить дыхание. - Иди сюда. – Засветилось маленькое бра над изголовьем. Он кивнул, выключил свою лампу и переместился на кровать, слева от Хью. Поправил подушку, чтобы удобно было сидеть, сунул босые ступни под одеяло и снова открыл книгу. - «…Когда пожарные и соседи ушли, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом; все они задумчиво смотрели на догорающие остатки гаража. Лео ткнул ногой в мокрую золу и медленно высказал то, что лежало на душе: - Первое, что узнаешь в жизни, - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак. Многое передумал я за один только час. И сказал себе: да ведь ты слепой, Лео Ауфман! Хотите увидать настоящую Машину счастья? Ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь. - А пожар... - начал было Дуглас. - Да, конечно, пожар, гараж! Но Лина права, долго раздумывать над этим незачем: то, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью. Он поднялся по ступеням крыльца и поманил их за собой. - Вот, - шепнул Лео Ауфман. - Посмотрите в окно. Тише, сейчас вы все увидите. Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том нерешительно заглянули в большое окно, выходившее на улицу. И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто-то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это - самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это - живое, неподдельное. Дедушка, Дуглас и Том обернулись и поглядели на Лео Ауфмана, а тот неотрывно смотрел в окно, и розовый отсвет лампы лежал на его лице…» Роберт оторвался от страницы: уже четверть часа или около того Хью наблюдал за тем, как он читает, повернувшись на бок, головой на согнутом локте. У самого Леонарда от такого положения через полминуты бы затекла рука. Сейчас голубые глаза были прикрыты, мышцы расслабились, не то что сразу по возвращении… и от англичанина веяло покоем, а не напряжением. - Спишь..? – Тихонько, чтобы не разбудить, если и правда уснул. С одной стороны, не очень-то это было бы лестно, учитывая, что читать Роберт старался не монотонно, но с другой… типичный неврастеник Лори обычно спал мало и плохо и засыпал с трудом. - Нет. – Яркие глаза мгновенно открылись, перехватив мягкие карие. И смотрели уже совсем иначе, чем пару часов назад. - Ты читаешь не скучно. - В общем, это даже радует. – Смешок. – Дальше буду тоскливо бубнить, тогда, может, заснешь – ты третьи сутки на кофе с колой… - Ты не сможешь так читать, Бобби. Хью приподнялся и осторожно вынул книгу у него из рук. Бра погасло, и в комнате стало почти совсем темно – настолько, насколько может быть темно в городе. Леонард снял очки, зевнул и сполз ниже, мысленно согласившись, что так даже лучше – глаза почти закрывались. - Не смогу? Почему?.. Роберт привычно устроился головой на жестком плече, вдыхая знакомый теплый запах кожи, смешанный с едва слышным ароматом одеколона; спутавшиеся волосы легонько взъерошили… - Потому что нельзя сделать вино из одуванчиков зимой. Good night, Bobby.
***
Он любил Лондон. Любил ездить по его улицам, когда рассасывались дневные пробки и дышать его воздухом. Любил выгуливать по утрам собаку в Кенсингтонском саду, возвращаться и будить Роберта. Или будить его еще до этого и выгуливать собаку вместе. Когда еще только открыли ворота и в парке совсем никого. Только ветер. Он любил Лондон. И он не ненавидел пробки. Час назад звукорежиссер устало скинул наушники и махнул рукой: «Ребята, Хью, закругляемся…да что сегодня с тобой?» - Как обычно, я не могу ни черта сделать, когда поджимают сроки!, - кинул на ребят виноватый взгляд и встал из-за синтезатора. - Ты простыл, - заключил звукорежиссер Крэг, - тебе надо отдохнуть. Утром запишем. Ребята переночуют в отеле. - Я не простыл!...и утром будет тоже самое! - Хью, езжай домой. Утром попробуем еще раз. А что ему оставалось? Оставалось вежливо-виновато распрощаться с музыкантами, ехавшими ради него в такую даль, проклясть про себя последние пару дней на съемках, 5и часовую задержку самолета в Лондон, потерю багажа в Хитроу и звонок Джо с сообщением, что у Ребекки аппендицит, и она в больнице, и завтра надо бы к ней заехать. Как Роберт выносил его эту последнюю неделю, он не знал. Отлично…получалось, что ему он тоже жизнь портит. Бездарный актер, хреновый музыкант и человек, который портит жизнь тем, кого больше всего любит. Обо все этом он думал уже дыша выхлопными газами в пробке на Кингсли роуд. А еще мотоцикл заглох в трех кварталах от дома. - Dammit! – c трудом открывая заевший замок и скидывая куртку. - Что случилось, Хью? Он сидел за столом и что-то писал. Лондонский Королевский театр пригласил Роберта записать радио-версию «Вина из одуванчиков» Бредберри. Для этого не обязательно было ехать в Лондон, но Роберт тогда подумал, что стоит проветриться. Подумал сразу после того, как на съемочной площадке, после 7ого дубля, Хью улыбнулся, извинился, попросил 5 минут перерыва, ушел в трейлер и разбил там кружку о стену. С ним что-то происходило, и Леонард никак не мог понять, что. - Ничего нового, если можно так выразиться, - я всегда знал, что ничего не могу сделать по-человечески, не говоря уже о том, чтобы записать эту чертову музыку хотя бы с пятого раза! Впрочем, выучить несколько медицинских терминов и произнести их на камеру не заикаясь и не сбиваясь я тоже не могу!.. - Тебе предложить выпить или лучше не надо? «Мне предложить сдохнуть, Бобби!» - Ради Бога, Роберт! Сейчас твои шутки абсолютно неуместны, если не сказать больше. Стивен всю жизнь мне твердил, что я зарываю таланты в землю, видел бы он меня пару часов назад! Коты в марте и то меньше фальшивят!.. Черт… эти ребята приехали в студию из Глазго только из-за меня, и мы умудрились ничего не сделать за шесть часов!.. - Шесть чесов?! – закрывая ноут и смотря на него взглядом «ничего, успокойся». -надеюсь, ты не сорвал себе голос. «Успокойся»?! - Чтобы что-то сорвать, надо это что-то иметь! А в пятницу!.. Мне надо были повеситься после пятнадцатого дубля, ни один из которых не был достаточно качественно сделан, чтобы пойти в монтаж. Тогда у всех было бы меньше проблем... и у тебя, кстати, тоже! - По-моему, я не говорил, что у меня какие-то проблемы… - Ты просто слишком вежлив, Ромео… зря я поверил тебе, когда ты час уверял меня, что это случайность и неудачный день… - И отсутствие Джеффа. – спокойным тоном. Лучше бы орал, честное слово..хотя, что бы Роберт кричал, он вообще не помнил. - Это самообман. Я не хочу врать сам себе. –остановился и запустил руки в волосы: - Извини. Да, я знаю, что в данный момент еще и на тебя срываюсь… причем второй вечер подряд, хотя ты точно ни при чем. – Взгляд мельком. - Мне жаль, правда. Не стоило тебе здесь оставаться, я уж точно способен разве что испортить тебе настроение. Или жизнь, если называть вещи своими именами. Ладно… я пошел, пока не наговорил тебе чего-нибудь, о чем потом пожалею. Искренне советую ближайшие несколько часов находиться подальше от меня – исключительно ради твоего же душевного спокойствия. «Fuck, что я несу…», - мысли в голове крутились так, будто их рассадили по кабинкам London Eye и запустили несчастное колесо обозрения в режиме 120 оборотов в минуту. За окном начинало темнеть. Хью выдохнул, закрыл лицо руками, и почти убежал в спальню – не найдя в себе сил все-таки не хлопать дверью. И когда она хлопнула за его спиной, упал на кровать, закрывая голову подушкой. Как в детстве, когда мама ругала его за что-то и он не знал, как еще спрятаться от мира. В кармане джинсов завибрировал мобильный телефон, и он, с недовольным вздохом, вытащил его, уронил, поднял, выругался и прочитал пришедшие смс. Сообщений было 2. От Джо и Стивена. Джо спрашивала, был ли он у Бекки. Стивен спрашивал, как прошла запись. «Был, она в порядке, завтра позвоню» - Джо. «Не сегодня» - Стивену. Джо не ответила. Стивен ответил: «Понял. Выспись.» Выспись…черт. Он кинул подушку на другой конец кровати и посмотрел на дверь. Господи, Роберт… Оставалось тихо выругаться и отвернуться к стене. Через минут 10 дверь тихо щелкнула. - Спишь? Поворачиваться не хотелось. - А похоже? - Не очень, если честно. Не возражаешь, я порепетирую? У меня первая запись послезавтра, а сдать все целиком надо через неделю. - Делай, что хочешь. В комнате погас свет. И зажглась любимая оранжевая лампа Роберта. Хью представил, как он сидит в кресле с открытой книгой, время от времени поправляет очки и водит глазами по строчкам. И улыбается чему-то время от времени. Вечер прокрался в комнату и свернулся где-то у кресла, греясь в свете оранжевой лампы. За окном зажглись фонари и послышался звонок велосипеда. Тихо-тихо.
- « - …А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке. Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет... Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...»
Когда он начал читать, Хью почти вздрогнул. Он любил эту книгу, когда был маленьким. От нее становилось теплее. Даже когда было очень холодно. А Роберт умел читать так, что, казалось, его слова обнимают, казалось, будто кто-то успокаивающе гладит по спине и становится не так одиноко. Не так холодно. Когда он читал эту книгу в детстве, он никогда не думал, что ее можно читать так.
- «- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник! Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит... - Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть... В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул. Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.»
Сердце стало биться медленнее. Он открыл глаза и чуть повернул голову.
- «Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга. Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего? Вот оно, все тут, все как есть! Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир. И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет. Я ЖИВОЙ, подумал он. Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность? Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг. - Ты что, Дуг? - спросил Том. Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный. Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор. Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…»
Живой… На потолке мягко расплывался оранжевый круг от лампы. На улице было тихо. Шелестели страницы. Шелестел голос, который он так любил. Живой. Прежде он этого не знал, а может, и знал. Но не помнил. В Кенсингтонсом саду, наверное, сейчас закрывали ворота… Роберт читал именно так, как он себе представлял. С книгой на коленях, закинув ногу на ногу. И с мягким светом на лице. Таким, что было не понятно, свет от него – или от лампы. Наверное, почувствовал, что Хью за ним наблюдал. Поднял голову и улыбнулся. - Иди сюда, - тихо, вернув ему улыбку и включая ночник у кровати. «Прости. Не должен был. Я люблю тебя» Роберт выключил оранжевую лампу и лег на левую сторону от него. Накрыл ноги одеялом и снова открыл книгу. «Я знаю. Все хорошо»
. - «…Когда пожарные и соседи ушли, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом; все они задумчиво смотрели на догорающие остатки гаража. Лео ткнул ногой в мокрую золу и медленно высказал то, что лежало на душе: - Первое, что узнаешь в жизни, - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак. Многое передумал я за один только час. И сказал себе: да ведь ты слепой, Лео Ауфман! Хотите увидать настоящую Машину счастья? Ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь. - А пожар... - начал было Дуглас. - Да, конечно, пожар, гараж! Но Лина права, долго раздумывать над этим незачем: то, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью. Он поднялся по ступеням крыльца и поманил их за собой. - Вот, - шепнул Лео Ауфман. - Посмотрите в окно. Тише, сейчас вы все увидите. Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том нерешительно заглянули в большое окно, выходившее на улицу. И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто-то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это - самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это - живое, неподдельное. Дедушка, Дуглас и Том обернулись и поглядели на Лео Ауфмана, а тот неотрывно смотрел в окно, и розовый отсвет лампы лежал на его лице…»
И желтый отсвет лампы лежал на его лице. Хью прикрыл глаза и представил лето. Оксфорд, 1964 год. Жаркое и солнечное. Он лежал на животе во внутреннем дворике и наблюдал за большим черным жуком. Пока отец не позвал его обедать. - Спишь?, - почти шепотом. - Нет, - так же тихо, - ты нескучно читаешь. Вдруг показалось, что отсвет лета 64-ого мелькнул в теплых карих глазах. Хью снова улыбнулся.
- В общем, это даже радует. – коротко засмеялся. – Дальше буду тоскливо бубнить, тогда, может, заснешь – ты третьи сутки на кофе с колой… - Ты не сможешь так читать. Вдруг нестерпимо захотелось показать ему то лето. И того жука. Каждый солнечный день и каждую пронизанную солнцем травинку. Он осторожно вынул книгу из его рук и посмотрел в сонные глаза. А лето он ему еще покажет…потом. Обязательно покажет. Свет погас. Вечер выбрался из-за кресла и растянулся по стенам, завешивая окна и мебель. Бобби снял очки и сполз на подушку рядом с Хью. - Не смогу? Почему? Знакомая ощущение тяжести его головы на плече. И знакомые холодные ноги под одеялом. Частичка лета. Он взъерошил ему волосы и поцеловал висок. - Потому что нельзя приготовить вино из одуванчиков зимой. Good night, Bobby.
Мне сегодня позвонил старый знакомый. И долго вдалбливал про то, как живет по ницшианской философии сверх человека, пытаясь переработать ее под себя. Раздражает подобное отношение к жизни. Если человек начинает жить "руководствуясь принципами такой-то философии", он перестает жить - он начинает служить идеям того единственного человека, которому эта философи подходила, то есть самому ее автору. И, в конечном итоге, гробит свою жизнь. И хорошо еще, если только свою. Идиот.
- Ты что, Дуг? - спросил Том. Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный. Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор. Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…
Жизнь бьет ключом, в основном по голове Что-то не стыкуется, не срастается, все время ошибаюсь, делаю что-то не так. Какого ж черта ничего не получается?...